Гришке перерезал бутылочным осколком веревку, сначала себе, а потом мне и мы скрылись.
Правда циркачей так и не нашли!
Олег Рыбаченко усмехнулся:
— Забавная история… Но хорошо, то хорошо кончается.
Ночью они с Валентиной еще некоторое время брели, при лунном освещении. Одних ягод мало, чтобы утолить голод, но в населенные пункты дети заходить опасались.
Олег даже пошутил по этому поводу:
— Пуганая ворона стола письменного боится, а ученик парты и чистописания!
Валентина проявила крестьянскую выносливость и неприхотливость. Вот уже и рассвет занялся, а она все идет, хотя на худеньких икрах и вздулись сеточкой жилки и вены.
Олег Рыбаченко, даже по этому поводу вдохновившись, на ходу сочинил песенку;
Камни драгоценные, меж ветвей мерещатся,
Хоть котомка нищего, на моем плече!
Я шагаю бедная в свете бледном месяца,
Славь природу-матушку в славном сентябре!
Верь, страна великая, своей силой славится,
Хоть моя измучена путем долгим плоть!
Платье домотканое, босиком красавица,
Под ногами камушки ступни мне колоть!
Но деревья в золоте, пышные кудрявые,
Как копейки медные, ореол осин!
Я девчонка юная, в пыль отбросив старое,
По дороге шлепаю, путь дождь оросил!
Ночь уже холодная, дни минули теплые,
Наползла осеняя, зла в колючках муть!
Дворники сердитые, машут в след мой метлами,
Ветер тоже зверствует, хочет свет свернуть!
Так бреду неделями, ноги в кровь уж сбитые,
Голод страшно мучает, в животе пожар!
Нет приюта странице, полегли все витязи,
По Отчизне-Родине — мчится ураган!
Инеем травиночки — серебром усеяло,
Жемчугом с узорами — ветви тополей!
И дрожит от холода тело мое белое,
Подмигнул с сочувствием звездный Водолей!
И куда шагаю я — где найти пристанище,
Под ступнями голыми, льда хрустит глазурь!
Неужели ждет меня лишь покой на кладбище,
Под землею в сырости, спрятаться от бурь!
Нет, сказала я себе, мне не быть умершею,
Не соблазн, а пугало: сытый райский сад!
Снова по дороженьке закусив черешнею,
Проводила взглядом — солнечный закат!
И до лавры Киевской, по сугробам пышущим,
От Сибири-матушки добралась босой!
Там молилась яростно, пред инокой нищая,
Ради Бога Верного рассталась с косой!
Времена меняются, в мире революция,
Поднялась багряная, красная заря!
И мне тоже хочется видеть долю лучшую,
Вот ушла девчоночка прямо с алтаря!
Стала комсомолочкой бывшая послушница,
На счету у воина — не единый труп!
Даже удивляется — Господа ослушалась,
Но её храбрейшую не берет испуг!
Так девчонка лютая, комиссаром сделалась,
И церквушку русскую в ярости сожгла!
Хоть прошла военный путь и осталась в целости,
Но в душе её пожар — выжег все дотла!
Валентине понравились стихи, и она одобрительно захлопала.
Только когда окончательно расцвело дети, найдя сохранившуюся с весну копну, забрались на нее и почти сразу же уснули. И Олег Рыбаченко снова ментально увидел сражения второй мировой войны.
Девчата-барракуды не стояли на месте. Они сгоняли перепуганных, потерявших человеческий облик англичан, подхлестывая жесткими ударами прикладов. Могучая и капризная Шарлота видимо, чтобы доставить воительницам-красавицам радость и показать абсолютную власть — приказала:
— Выбрать по пленному и пускай поцелует по три раза каждую вашу ножку.
Весело хихикая, волчицы-барракуды так и делали. Блондина Ольга сунула свою босую, запыленную от машинного масла и песка пустыни ногу под нос пленному светловолосому парню. Юноша покраснел, но спорить не стал, тем более, что девушка-барракуда в бикини, была просто невообразимо красива. Пропорции развитой, ничего лишнего фигуры, и личика ангела женского пола. Но первых поцелуй был слишком робкий и разгоряченная самка-кобыла Ольга — зло прикрикнула:
— Эй, ты не мухлюй! Плотнее прижимайся губками.
Ножки девушки отдавали запахом танка, а после смачного поцелуя у юноши заскрипел песок на зубах, а еще почти безволосое лицо покраснело от унижения.
Девчонка-барракуда Ольга глядя на него, вдруг ощутила желание и то, что внизу живота и между ног как бы раздувают угольки, что и мучительно больно и вместе с тем, томительно приятно.
У других воительниц-терминаторов также горели глаза, и читалось во взглядах возбуждение и желание мужской ласки. Эльвиза крепко схватила своего пленного араба за волосы и заставила поцеловать себя в пресс и пониже. Придавила сильнее, балдея от непостижимого удовольствия, царапая мощную мужскую шею.
Командир Шарлота, которой тоже поцеловали не лишенные прелести хоть и крупноватые ножки, врезала кавалеру в нос, да так что сломала чернокожему шею. Эх, и за что отравила на то свет юного негра? И не стыда, ни жалости, даже не побрезговала окунуть из вытекающего через шею ручейка с кровищем, свою мозолистую подошву. Рисуя на песке кровью свастику. После чего, грозно окрикнула соскучившихся по мужской ласке воительниц-барракуд:
— И не думайте даже! Истинным арийкам нельзя совокупляться с особями низшей расы! Так что приказ: двинуть рабам ногой по морде!
Тигрицы-барракуды рефлекторно, правда, не в полную силу ударили, своих невольников, хотя при этом, некоторое из них все же потеряли сознание. Темпераментная Ольга всадила вроде не смертельно, но угодила голенью в висок. Парень отрубался, намертво, после чего блондинка-терминатор начала хлопать, его по щекам, а затем рывком, поцеловала парня в губы. Тот любовь реально творит чудеса, сразу же пришел в себя. Развеваясь белоснежными прядями, Ольга жадно шепнула ему: